Хаврин С.В.

В 1986 г. Среднеенисейская археологическая экспедиция под руководством Д.Г. Савинова начала работы в зоне строительства Комсомольско-Есинской оросительной системы в Аскизском районе Хакасии. Лагерь своего отряда Дмитрий Глебович расположил на уютной терассе правого берега р. Тёи в районе бывшего улуса Федорова. Естественно, что такое местоположение стимулировало поиски могильника карасукской культуры Федоров улус, раскопанного А.Н. Липским в 1952–54 гг. (Липский 1954; 1963) — памятника, ставшего опорным для рассмотрения вопросов периодизации и хронологии карасукской культуры. Могильник в этот сезон не был найден, а летом 1986 г. с раскопок другого карасукского могильника Арбан I (расположенного, как позднее оказалось в соседнем с искомым памятником логе) началось исследование целого комплекса памятников эпохи поздней бронзы в нижнем течении р. Тёи. На могильнике Арбан I, раскопанном полностью за три полевых сезона обнаружено 73 погребения, среди которых “…выявлено две группы погребений: карасукская, хотя и не вполне “классическая” и раннелугавская” (Лазаретов 1995; 1996: 35). Недалеко от него, на краю терассы располагался небольшой могильник, получивший наименование Арбан III, содержавший три позднелугавских погребения. Доследование могильника Федоров улус проводилось в 1989–90 гг. отрядом под руководством И.П. Лазаретова. В результате раскопано “10 погребений поздней бронзы и 3 впускных, относящихся к подгорновскому этапу тагарской культуры”, вскрыто 7 могил, раскопанных ранее А.Н. Липским, снят уточненный план могильника и сделаны выводы о кратковременности функционирования дотагарской (лугавской) части комплекса (Лазаретов 1992: 47, рис. 1).

Таким образом, были получены материалы последовательных археологических этапов из одного микрорайона: позднекарасукский — раннелугавский (Арбан 1) — лугавский (Улус Федоров) — позднелугавский (Арбан III) — подгорновский (Улус Федоров). Сравнение погребального обряда и инвентаря этих памятников в значительной степени уже проведено (Лазаретов 1992; 1995; 1996). В данном исследовании представлены результаты анализа химического состава металла изделий, обнаруженных в погребальных комплексах Арбан 1 и Улус Федоров. Рентгенофлюоресцентный анализ (РФА) изделий проведен в Лаборатории научно-технической экспертизы Государственного Эрмитажа.

Сопоставление результатов РФА металла из позднекарасукских (57 анализов) и раннелугавских (48) погребений Арбана 1, лугавских (33) и тагарских (8) погребений Улуса Федорова, выявляет использование во всех случаях сходных источников сырья (табл. 1–4). Набор естественных примесей во всех сериях одинаков, но имеется отчетливая тенденция к изменению их количества: от позднекарасукского времени к подгорновскому, в целом, увеличивается количество сурьмы, мышьяка и никеля, уменьшается содержание свинца.

Три обоймы из позднекарасукской могилы 5 и нож из раннелугавской могилы 56 могильника Арбан 1 имеют высокие показатели по содержанию железа. Это не намеренная присадка, а широко распространенное явление, которое возникает при использовании сульфидных руд, содержащих большое количество железа, либо при добавлении во время плавки железных минералов в качестве флюса (Кузнецова, Тепловодская 1994: 47–51; Craddock, Meeks 1987; Craddock 1989: 205–207).

В лугавском металле Улуса Федорова в повышенных количествах содержится висмут, особенно много (0,5–2 %) в бляшках-пуговицах из могил 16 и 17. Если учесть, что состав этих бляшек дополнительно отличает очень высокое содержание сурьмы и мышьяка, то имеются все основания говорить об их происхождении из одной плавки (от одного слитка). Аналогичные по типу и близкие по составу (повышенное содержание мышьяка, сурьмы, серебра и висмута) бляшки имеются в материалах могильника Бейская шахта (Сергеева 1981: табл. Е, шифр АМ 16–21). Повышенное содержание висмута встречается в карасукских и тагарских бронзах¹ (Богданова-Березовская 1963: табл. 4; Сунчугашев 1975: 122). В рукописях Б.Н. Пяткина имеется информация о том, что различные типы висмутосодержащих руд обнаружены на рудниках — Знаменитый (бассейн Белого Июса), Юлия (Боградский район) и других. Но в данном случае, скорее всего, использовалась руда Бутрахтинского месторождения, расположенного за ближайшим перевалом всего в 10–15 км от рассматриваемых могильников. По данным, опубликованным Я.И. Сунчугашевым, в составе руды этого месторождения отмечено значительное содержание мышьяка (до 30%), сурьмы и висмута (Сунчугашев 1975: 52–54).

Единственной искусственной примесью в тёйских бронзах является олово. Для Минусинской котловины, не имевшей (по крайней мере, в древности) собственных касситеритовых разработок, олово являлось предметом важнейшего импорта, и древние металлурги Минусы периодически испытывали его дефицит. Уже в карасукских памятниках отмечается неравномерность распространения оловянистых (и мышьяково-оловянистых) бронз — большинство их выявлено среди находок из могильника Малые Копены 3. В исследованных лугавских бронзах доля оловосодержащих сплавов значительно ниже (Бобров, Кузьминых, Тенейшвили 1997: 53–54, табл. 4).

На Арбане 1, среди карасукских бронз 14 предметов (из 57) содержат олово (от 0,3 до 20 %). Все они принадлежат к категории украшений и 7 из них — это височные кольца. Среди 81 лугавского металлического изделия Арбана и Улуса Федорова олово содержится лишь в составе 9 височных колец². Такая ситуация, когда среди оловянистых бронз преобладают украшения и, в первую очередь, височные кольца, наблюдается и в материалах других могильников — Малые Копены 3 (Зяблин 1977: 94–101), Устинкино (Бобров, Кузьминых, Тенейшвили 1997: табл. 1). Добавка олова не только улучшает литейные и механические свойства медного сплава, но и влияет на его цвет. При пятипроцентном содержании олова сплав становится красно-золотистым, дальнейшее увеличение до 10–20 % делает сплав желто-золотым (Селимханов 1970: 63, Равич 1982: 138). То есть, височные кольца из могил 1, 3, 6, 27, 48, 53, 54, пронизка из могилы 35, обоймочка из могилы 59 могильника Арбан 1, а также височное кольцо из могилы 17 Улуса Федорова имели золотистый цвет. Высокие концентрации мышьяка (и/или сурьмы) меняют цвет меди от золотисто-серого до серебристо-серого (Равич, Рындина 1984). Такой цвет имели: обойма из могилы 5, височные кольца из могил 37 (№ 13), 48, 53, 59 могильника Арбан 1, бляшки-пуговицы из могил 16 и 17 Федорова улуса и все проанализированные украшения из могильника Арбан III.

В раннетагарское время основной тип сплава — медь, содержащая естественные примеси. Лишь отдельные предметы легируются небольшим количеством олова, в пределах 1–5 % (Хаврин 2000). Такая же ситуация отмечена и в подгорновской серии Улуса Федорова — половина предметов легирована оловом, но содержание его невелико от 0,5 до 2 %.

Параллельно с исследованием погребальных памятников эпохи поздней бронзы в 1988–90 гг. Среднеенисейской экспедицией под руководством Д.Г. Савинова проводились раскопки уникального по значимости поселения Торгажак. Поселение располагалось на левом берегу р. Тёи, примерно напротив могильников Арбан и Федоров Улус. Полученные при раскопках материалы позволили синхронизировать поселение с карасукской частью могильника Арбан 1 (Савинов 1996, Лазаретов 1996). Проведение спектрального анализа металлических изделий Торгажака (табл. 7) показало исключительную однородность их химического состава — все они отлиты из меди с естественной примесью мышьяка. Но в отличие от Арбана 1, здесь полностью отсутствуют оловянистые бронзы, что, по-видимому, объясняется малым количеством найденных в Торгажаке украшений (4 из 12 проанализированных бронз).

Благодаря постоянному вниманию исследователей к материалам могильника Федоров улус, проводились и исследования спектрального состава бронз, найденных здесь А.Н. Липским. И.В.Богданова-Березовская в начале 1960-е гг., проанализировала все ножи из могильника (табл. 5), а Н.Ф. Сергеева в конце 1970-х гг. — ложечку, кольцо и “кинжал” (табл. 6), то есть один из ранее исследованных ножей. Сравнение этих данных показывает, что они плохо согласуются. О несоответствии результатов спектрального анализа одних и тех же предметов, полученных И.В. Богдановой-Березовской и Н.Ф. Сергеевой, уже приходилось писать (Хаврин 1995). Но когда я впервые столкнулся с этой проблемой, то счел ее результатом менее совершенной методики спектрального анализа у И.В. Богдановой-Березовской. Однако, в настоящее время накоплен уже целый ряд фактов, подтверждающих достаточную точность ее измерений и свидетельствующих о необходимости более осторожного отношения к результатам Н.Ф. Сергеевой (например, можно сравнить данные по спектральному составу шлаков, слитков и изделий из Минусинских рудников, опубликованных Н.Ф. Сергеевой и Я.И. Сунчугашевым, особенно, по содержанию свинца, никеля и цинка). Полученные в данном исследовании результаты РФА металла могильника Улус Федоров из раскопок И.П. Лазаретова, также более соответствуют цифрам И.В. Богдановой-Березовской и расходятся с данными Н.Ф. Сергеевой, особенно по содержанию свинца, никеля и цинка.

Подводя итог, проведенного исследования, можно отметить, что в тёйском металле от позднекарасукского к раннетагарскому времени намечается тенденция к увеличению таких естественных примесей как сурьма, мышьяк и никель и уменьшению количества свинца. Что касается искусственных добавок, то некоторые украшения карасукской культуры легируются оловом. Позже, лугавские металлурги работают уже в условиях сильного дефицита этого металла, поэтому количество оловянистых бронз значительно сокращается, и постепенно отрабатывается металлургический процесс, при котором часть естественных примесей (таких как мышьяк, сурьма и никель) переходит из руды в сплав. В раннетагарское время в Минусинской котловине, в условиях продолжающегося дефицита олова, наибольшее распространение имеют изделия из меди (содержащей естественные примеси), а также низкооловянистые бронзы (Хаврин 2000). С большой долей вероятности можно говорить о том, что источником руды для металла тёйских памятников, по крайней мере, в лугавское время, служило ближайшее к ним Бутрахтинское месторождение.

¹ При проведении количественного анализа металлических изделий окуневского могильника Верхний Аскиз в 1994 г. количество висмута не определялось (Хаврин, 1997:№ 467.5-467.7). Позже, когда был проведен РФА тех же предметов, оказалось, что содержание висмута в капельках металла (корольках) составляет 0,5-2 %.
² В нескольких случаях количество олова содержащегося в металле составляет менее 1%, что не позволяет уверенно говорить о искусственном легировании.

Литература:

1. Бобров В.В., Кузьминых С.В., Тенейшвили Т.О. 1997. Древняя металлургия Среднего Енисея (лугавская культура). Кемерово, - 99 с.
2. Богданова-Березовская И.В. 1963. Химический состав металлических предметов из Минусинской котловины // Новые методы в археологических исследованиях. М.-Л., с. 115–158.
3. Зяблин Л.П. 1977. Карасукский могильник Малые Копены 3. М., - 142 с.
4. Кузнецова Э.Ф., Тепловодская Т.М. 1994. Древняя металлургия и гончарство Центрального Казахстана. А.-А., - 206 с.
5. Лазаретов И.П. 1992. Новые материалы из могильника Федоров улус // Северная Евразия от древности до средневековья. АИ, вып. 2. СПб., с. 46–49.
6. Лазаретов И.П. 1995. Каменноложские погребения могильника Арбан I (к характеристике погребального обряда) // Южная Сибирь в древности. АИ, вып. 24. СПб., с. 39–46.
7. Лазаретов И.П. 1996. Керамика поселения Торгажак. В книге: Савинов 1996, с. 33–37.
8. Липский А.Н. 1954. Афанасьевские погребения в низовьях рек Еси и Теи (Хакасия) // КСИИМК, вып. 54.
9. Липский А.Н. 1963. Афанасьевское в карасукской эпохе и карасукское у хакасов // Материалы и исследования по археологии, этнографии и истории Красноярского края. Красноярск, с. 57–89.
10. Равич И.Г. 1982. Эталоны микроструктур оловянной бронзы // Художественное наследие, № 8 (38), М., с. 136–149.
11. Равич И.Г., Рындина Н.В. 1984. Изучение свойств и микроструктуры сплавов медь – мышьяк в связи с их использованием в древности // Художественное наследие, № 9 (39), М., с. 114–124.
12. Савинов Д.Г. 1996. Древние поселения Хакасии: Торгажак // Archaeologica Petropolitana, II. СПб., - 112 с.
13. Селимханов И.Р. 1970. Разгаданные секреты древней бронзы. М., - 79 с.
14. Сергеева Н.Ф. 1981. Древнейшая металлургия меди юга Восточной Сибири. Н., - 152 с.
15. Сунчугашев Я.И., 1975. Древнейшие рудники и памятники ранней металлургии в Хакасско-Минусинской котловине. М., - 173 с.
16. Хаврин С.В. 1995. Окуневские бронзы // Проблемы изучения окуневской культуры. СПб., с. 67–70.
17. Хаврин С.В. 1997. Спектральный анализ окуневского металла // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. СПб., с. 161–167.
18. Хаврин С.В. 2000. Тагарские бронзы // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. СПб., с. 183–193.
19. Craddock P.T. 1989. Early Mining and Metallurgy // Scientific Analysis in Archaeology and its interpretation // Oxford University Committee for Archaeology , Monograph № 19, pp. 178–212.
20. Craddock P.T., Meeks N.D. 1987. Iron in ancient copper // Archaeometry, № 29 (1), pp. 187–204.